Член Нацсовета по телевидению и радиовещанию: «Я – за «позитивную дискриминацию» в пользу украинского языка»

За последние два года в Украине, в связи с нарастающей российской агрессией, информационная политика государства стала играть немаловажную роль в переориентации страны с российского информационного рынка на европейский. Государственным инструментом, призванным повернуть Украину на Запад, власти назначили Министерство информационной политики, которое гражданское общество  тут же окрестило «министерством правды» по аналогии с произведением Оруэлла.  «Свой» сегмент информационного пространства регулирует Нацсовет по телевидению и радиовещанию, состав которого обновился после Революции достоинства (Нацсовет работает с 1993 года).

Hubs пообщался с членом Нацсовета Сергеем Костинским, переехавшим в Киев из Крыма в 2014 году, чтобы выяснить, какими принципами руководствуются люди, принимающие решения в сфере информационной политики, с какими вызовами приходилось сталкиваться в прошлом бизнесмену из Крыма, чтобы стать государственным служащим, как отключение российских каналов и стимулирование развития украинского языка влияет на информационный суверенитет Украины, что значит импортозамещение по-украински, и почему каждый представитель власти должен хоть раз побывать на передовой, чтобы начать быстрее думать головой?

Место для интервью выбрал сам Сергей. Получилось символично. Крымский украинец, переехавший из Крыма после оккупации, на заднем плане — карта Крыма, а рядом, на столе,  два флага: украинский и крымскотатарский.

Рассказывая историю о том, как он, бизнесмен из Крыма, активист и волонтер гражданского общества, решил связать свою карьеру с государственной службой, признается, что понял, насколько важно иметь сильное государство тогда, когда оно оставило его и остальных жителей Крыма во время аннексии. Не скрывает, что ехал в Киев не за лучшей жизнью, а бороться. За Крым. Карты сошлись, и в 2015 году крымские журналисты после встречи с новым министром договорились, что лучшим вариантом советника по Крыму в министерстве может быть только человек из Крыма.

Так Сергей Костинский стал отстаивать интересы крымчан уже на стороне государства. А спустя полгода, 16 сентября 2015 года, президент Петр Порошенко назначил его членом Нацсовета по телевидению и радиовещанию. Сам Сергей шутя объясняет, что оказавшись внутри системы, из матерого либерала он постепенно стал перетекать в правый лагерь. И пока не жалеет об этом.

– Ну, во-первых, расскажи, что у тебя на футболке?

– Мы с женой уверены, что настоящая столица Крыма находится в Бахчисарае, и часто шутим, что все проблемы Крыма из-за того, что административный центр полуострова находится  не в том месте. И не в том городе. И вот такой символ Крыма мне как раз жена недавно привезла. Это уникальный рисунок ханского дворца. Такого больше нет. В нем спрятаны политические смыслы, которые понятны каждому, кто родом из Крыма.

«Все еще сохраняется жесткий барьер, где одна сторона – гражданское общество, вторая – система госуправления»

– Я внимательно посмотрела материалы, которые пишутся по поводу Нацсовета, достаточно скептически относятся к вашей деятельности…

– Кто? Адреса, люди,  я записываю (смеется).

– У меня сложилось ощущение, что люди не понимают до конца, чем вы занимаетесь, для чего вы это делаете.

– Для меня очень важно простым языком рассказывать о наших результатах работы. Почему даже свой фейсбук посвятил не своей личной жизни, а профессиональной деятельности. Это своеобразная форма отчета, в том числе для моих земляков.

Теперь уже не будет такого, что пришел однажды в «систему» и все, можно вечно в ней крутиться. Хорошо понимаю, что я как пришел, так и ушел. А, значит, за этот короткий период нужно успеть сделать очень много всего.

Единственное, что здесь очень много процедурных моментов, обусловленных нынешним законодательством, которые не позволяют все решить по щелчку пальцев. Но упорство и мотивация помогают двигаться вперед.

К примеру, НацСовету понадобилось два года, чтобы достроить FM-сеть для Первого канала Украинского радио. Как оказалось, у государственной – будущей общественной  радиостанции — все 25 лет не было полноценной сети по областным центрам Украины.

– Работа в структуре государственной власти отличается от работы на себя, скажем…

– При этом не надо забывать, что за годы независимости Украины у общества сложилось такое устойчивое неприятие своего государства и органов власти, что сегодня, после Майдана, мы наблюдаем инерцию. Я для себя очень четко осознал, что все еще сохраняется жесткий барьер, где одна сторона – гражданское общество, вторая – система госуправления. И  тот, кто переходит работать на сторону государства, на сторону «зла», тот автоматически становится таким же. То есть работает презумпция виновности.

Даже если этот человек пользовался доверием в обществе, например, как гражданский активист, но как только  начинает работать в системе власти, его сразу же автоматически накрывает волной «зрады». Поэтому людям, которые хотят жить в другом государстве и работать в системе принятия решений, им приходится жить в состоянии двойного прессинга. С одной стороны, бороться за внедрение изменений в системе власти, и в то же время получать камни в спину с той  стороны, которую еще недавно представлял.

– Ты это понял, когда сам оказался внутри системы, а до этого наверняка тоже критиковал государство?

– Я тоже «не любил» свое государство (кивает, смеется).

– Ну вот. А теперь сам понял, каково это.

– Понял, что мы потеряли, когда Крым был оккупирован. Можно не любить свое государство в лице коррумпированных чиновников и политиков, но когда оно вообще исчезает с радаров, когда понимаешь, что это — все. Титаник утонул. Приходишь к тому, что тебе нужно сильное государство, которое может находиться в паритете с гражданским обществом, которое может обеспечить безопасность своих граждан.

Это было ярко проиллюстрировано событиями в Симферополе 26-27 февраля 2014 года. Гражданское общество защитило территориальную целостность Украины, не дало провести сессию Верховной Рады АР Крым. Заблокировало принятие решения о так называемом референдуме. Но вот государство не поддержало нас. Допустило захват административных зданий, а позже – и всего Крыма.

Поэтому из либерала, такого, который говорит, что нам: «Предпринимателям нужно больше свободы, не вмешивайтесь, мы сами сделаем все, что необходимо для страны», — стал мировоззренчески перетекать в правый лагерь.

Осознал, что нам нужно сильное государство в сфере экономики, культуры, информационной политики. Теперь без укрепления позиций силовых структур, протекционизма украинской культуры не вижу суверенного украинского государства.

– Каким способом, как ты считаешь, можно построить сильное государство?

– Эффективное государство невозможно, если в нем не будет людей, которые хотят сделать это государство эффективным. Невозможно завести поезд, если не находиться внутри этой машины. Если ключик не поворачивать, если не управлять. Нельзя стоять рядом с поездом и магическими пасами требовать, чтобы он пошел. Так не получается. Можно только переключать колею. Общество может влиять на направления движения, но ведь поезд еще должен как-то двигаться.

– В результате ты оказался в системе власти. В начале было тяжело?

– В начале, в первые три месяца, у меня ужасно болела голова, потому что приходилось оперативно вникать в огромное количество процессов, норм, процедур, плюс это кураторство над двумя управлениями, над 83 людьми. Это как бросили в море, давай, покажи, насколько ты хороший менеджер. Для меня это был очень серьезный вызов. Я когда приходил домой, буквально сходу засыпал.

Уже сейчас могу сказать, что да, это было тяжело. Но всегда принимаю ритм. Не может быть сложного рабочего дня. Если соглашаюсь на такую работу, значит, для меня это — норма. Какая бы пиковая фаза ни происходила. Если начнешь воспринимать это как сложности, то, в конечном итоге, организм начнет избегать этого. Нужно напрягаться всегда и нужно воспринимать это как норму.  Да, самого себя пришлось убеждать, что у меня нет другого выбора. Тем более, я хочу это делать, поскольку мне дали большой инструментарий в Нацсовете.

«Создание «Крым.Реалии» — большая удача»

– Ты — человек, пришедший с другой стороны, что тебя удивило?

– Мне понравилось сразу, что министерство было создано с нуля. Не по шаблону. И в нем был довольно широкий коридор для принятия решений. С министром мы сверяли часы в стратегических вопросах, но в вопросах тактики он дал полную свободу действий. Мне не спускали темники, планы, задачи, или что делать и как. Моя была ответственность перед коллегами, которые меня делегировали, и министром, который согласился меня взять к себе. Он говорил мне, что я — инструмент для крымчан, для своих земляков, для того, чтобы реализовывать программу действий для тех, кто хочет освобождения Крыма. С другой стороны, он — мой инструмент и я должен использовать его для решения своих задач. Главное условие было, что каждый месяц должны быть результаты, поскольку министерство каждый месяц отчитывается перед обществом.

Это создало такой уровень напряжения в работе, напряжения сил, ведь за месяц очень мало можно сделать, учитывая, что система госуправления такова, что процессы и проекты долгосрочные. Но все получалось, в том числе за счет быстрых побед.

Также понравилось то, что пришла новая команда. Вот все говорят, что первая реформа – это создание Национальной полиции. На самом деле первой реформой стало назначение нового состава Нацсовета. До этого у Нацсовета была безумно тяжелая репутация.

Главная проблема – мотивация госслужащих. Мало людей, готовых бить стены, «колупати цю скалу».

– Какими результатами своей работы ты гордишься?

– Я считаю достаточно большой удачей, что год назад, работая в Министерстве информполитики, удалось договориться с Украинским бюро «Радио Свобода» о создании радийной редакции на базе ресурса «Крым.Реалии». Я настаивал на том, чтобы проект назывался «Радио Крым.Реалии».

Это тот случай, когда безумно верящим в свою правоту людям везет. Одновременно удалось договориться с Национальной радиокомпанией Украины о том, что эти передачи попадут в эфир Первого канала Украинского радио и будут транслироваться на частоте 549 кГц. Почему это было важно? Эта программа сегодня охватывают 70% территории Крыма. То есть жители аннексированного полуострова уже почти год могут слушать передачи, созданные крымчанами для крымчан, для крымских татар.

– А сейчас не глушат сигнал?

– Это практически невозможно сделать. Слишком сложно и слишком дорого. Верю, что в конечном итоге этот проект превратится в полноценную эфирную радиостанцию, которая будет вещать 7 дней в неделю 24 часа в сутки. Потому что любой проект должен развиваться и реализовывать свой потенциал по максимуму.

«Отключив пропагандистские каналы,  мы априори сделали лучше для Украины»

– На данный момент в Украине 68 российских каналов исключено из вещания. Вы проводили замеры, изменилось ли общественное мнение?

– Мы понимаем, что отключив пропагандистские каналы, априори сделали лучше для Украины. Второе, эти меры направлены и на то, чтобы изменить уникальную ситуацию, которая сложилась за 25 предыдущих лет, когда мы жили с комплексом младшего брата. Для понимания, Россия за все эти годы разрешила на своей территории вещание только трем украинским каналам. Трем. И то для видимости, чтобы не было претензий: «5 канал», «English club» и «Интер+». Но эти каналы еще стоит поискать в пакетах местных провайдеров. А у нас работали 72 российских канала. И они были представлены в пакетах практически каждого провайдера.

Новый состав Нацсовета начал мониторить эти каналы. В результате еще в 2014-м ограничил ретрансляцию тех, кто занимается незавуалированной пропагандой: «НТВ», «Звезду», «Россию 1»,  «Первый канал», «Россия-24», «Russia Today», «РБК», «LifeNews» и других.

Но оказалось, что и остальные российские каналы не лучше. В силу того, что довольно цинично нарушают наше национальное законодательство. Например, транслируют рекламу, оплаченную в России, что грубо нарушает нормы Европейской конвенции о трансграничном телевидении, который наши соседи так и не ратифицировали, и, соответственно, Закон Украины «О рекламе». Либо размещают передачи, в которых Крым представлен территорией Российской Федерации, что также нарушает целый перечень законов Украины. Получилось, что транснациональным брендам по сути даже не нужно размещать в нашей стране свою рекламу, они могут и так это делать, оплачивая подобное размещение на российский каналах, в России.

– Удобно, ничего не скажешь…

– Да. И это довольно дикая ситуация. Вместе с тем, понимая, что мы — европейский регулятор, а не орган цензуры, несколько раз давали россиянам возможность привести свою деятельность в соответствие с законодательством Украины. Прежде чем отключить большой пакет, откладывали исполнение решения на месяц. Но этой отсрочкой воспользовались за все время всего 2-3 канала. Остальные дали понять, что им это неинтересно. Когда сталкиваешься с подобным отношением к нашей стране, ограничительные решения принимаешь без сожаления.

– Считаешь ли ты, что в России остались независимые телеканалы?

– Что такое независимый канал в России? Вот вооруженные люди захватили ваш дом, всех связали, кого-то убили, а кому-то из членов семьи дали относительную свободу. Возникает вопрос: почему кому-то дали свободно ходить по дому, а остальным – нет?

По ситуации в Крыму вижу, как зачищалось, и сейчас продолжает зачищаться информационное пространство. Этот опыт показывает, что медиа для авторитарного режима в России – это, прежде всего, оружие. Наступательный вид вооружения.

– В итоге вы хотите ограничить все российские каналы на территории Украины?

– Идея не в том, чтобы ограничить все. Идея заключается в том, что если вы хотите работать в Украине, соблюдайте наше законодательство. Вот, к примеру, мы впервые запретили российский православный канал. Я – воцерковленный. Но, друзья, как зритель на православном канале хочу видеть священников, которые помогают мне лучше понимать учение Святых Отцов, а не учение «кремлевских старцев».

Но когда на канале показывают встречи патриарха с главой МИД России, где они обсуждают ситуацию в Украине и говорят, что у нас идет «гражданская война». Зачем украинскому верующему российские политические передачи на религиозном канале? Развлекайте этим контентом своих верующих.

Были и другие критерии. Каналы, в эфире которых подвергалась сомнению территориальная целостность Украины. Например, телеканал «Драйв». Казалось бы, прекрасный телеканал. Но показывают передачи о Крыме, в которых Крым называется частью Российской Федерации. Ребят, ну тогда работайте для России. Зачем нам, украинцам, рассказывать, что Крым – часть России. Нам это не нужно. Крым – это часть Украины!  Это не только мы понимаем, это аксиома для всего цивилизованного мира.

«Мы понимали, что запрещая одни телеканалы, обедняем рынок вещания»

– Хорошо. Вот 68 российских каналов запретили, а альтернативу предложили?

– Мы понимали, что запрещая одни телеканалы, обедняем рынок вещания. Наши провайдеры теряют абонентов. И, конечно, было давление со стороны индустрии. На встрече с представителями рынка я им объяснил такую вещь — ребят, давайте посмотрим контекст. У нас идет война. Да, мы это называем АТО, но понимаем, что идет война. А вы платите деньги в бюджет Российской Федерации. Вы возмущаетесь по поводу чего? Что мало платите в бюджет страны-агрессора? Второе, вы привыкли, что с российскими каналами легко работать, есть наработанные алгоритмы и отработанные технологии. А давайте начинать искать новые телеканалы в Европейском Союзе и других странах.

– Для европейских каналов, может, нужно сделать упрощенную процедуру входа на украинский рынок?

– Процедура – проще некуда. Подал заявку, Нацсовет сделал мониторинг, дал разрешение. Работай.

В целом, согласно статистике,  оказалось, что за два года у нас действительно уменьшилось количество телеканалов, но не так критично, как мы думали. Оказалось, что количество российских телеканалов уменьшается, но одновременно растет количество европейских и украинских каналов. На освободившиеся ниши приходят новые игроки. Свои для Украины.

– Произошло такое автоматическое обновление?

– Ага, такое импортозамещение (смеется). Статистика показала, что только за это полугодие появилось своих каналов около 10 спутниковых: исторических, развлекательных.

«В Украине нет проблем с русским языком»

– Парламент принял закон № 1421-VIII о внесении изменений в закон о телевидении и радиовещании относительно установления квоты в 35% на русскоязычную музыку и 60% на ведение передач на украинском языке в эфире радиостанций. Что касается квот на украинских музыкальных исполнителей. Музыкальный рынок достаточно негативно отнесся к этому закону, поскольку специфика украинской музыки в том, что есть некие популярные жанры, в которых украинские исполнители больше представлены. А есть, где совсем пусто.  Как ты оцениваешь последствия этого закона?

– Очень позитивно оцениваю. Я – за «позитивную дискриминацию» в пользу украинского языка. Потому что в стране нет проблем с русским языком. Но есть проблемы с государственным, который является родным для подавляющей доли населения страны.

В силу того, что русский язык используется, в том числе, как инструмент продвижения государственных интересов Российской Федерации, он капитализируется российскими продуктами книжной, музыкальной, интернет-индустрии, кинематографа. В силу этого он постепенно вытесняет украинский язык из всех сфер общественной жизни.

Как оказалось, более сильная экономика стирает национальные границы и постепенно создает единое, выгодное для себя коммуникативное пространство. Что говорить, если даже европейские, американские телеканалы озвучиваются в России на русском языке, и лишь после этого попадают на украинский рынок?! И украинцы, носители государственного языка, вынуждены смотреть эти телеканалы на языке национального меньшинства.

Для того, чтобы не остаться придатком этого экономического и политического пространства, нам, в том числе, необходимо восстанавливать барьеры с Россией. Одним из таких барьеров является украинский язык.

Барьеры нам нужны еще и потому, что тот выбор, который Россия как страна навязывала нам сотни лет, – это выбор пребывания на задворках западной цивилизации, выбор бесконечного догоняющего развития.

Что протекционизм, в целом, дает нашей стране? В первую очередь, развитие национальной культуры: появление и рост профессионального уровня новых режиссеров, писателей, композиторов, поэтов, актеров, исполнителей… И, стратегически, – развитие украинского бизнеса в тех нишах, которые долгое время занимали россияне. Мы получаем возможность самостоятельной интеграции в европейское экономическое пространство, без извечного российского посредничества.

Квоты на украиноязычную музыку – это частный случай того, как создаются условия для развития украинской музыки. Наконец, появится ниша, которая со временем превратится в полноценный конкурентный рынок.

– А как быть с теми регионами Украины, например, восточными, которые говорят на русском языке?

– Как ни парадоксально это звучит, украинский язык сейчас – это то, что нас всех может объединить. Это сегодня больше, чем часть национальной культуры. Украинский язык – это политическая позиция, это поддержка суверенитета своего государства.

– Ты на каком языке думаешь?

– Сейчас думаю и на украинском, и на русском. Свой украинский родной знаю с детства, но пользовался им довольно редко, поскольку жил в Крыму, в русскоязычной среде. После оккупации все изменилось.

Сейчас в работе 100% использую украинский язык. А в межличностном общении – по ситуации. С женой говорим на русском языке, с мамой – на украинском.

«Люди, которые никогда не сталкивались с буднями войны, должны своими глазами увидеть, что это такое»

– Недавно у себя в фейсбуке, после выездного заседания Нацсовета в Луганской области, ты написал, что каждый представитель власти должен побывать там. Можешь подробнее рассказать, что ты имел в виду?

– Эта поездка не мотивировала меня больше, чем оккупация Крыма. Но люди, которые никогда не сталкивались с буднями войны, должны своими глазами увидеть, что это такое. Увидеть глаза ребят, которые несут службу в зоне АТО.

Когда видишь этот глубокий тяжелый взгляд, понимаешь, что у тебя нет времени. Нужно ускоряться в своей работе. От того, насколько быстро и эффективно будешь делать свое дело, в том числе зависит, когда наступит победа. Там ребята держат удар, и пока они его держат, ты должен здесь достраивать государство, чтобы им было чем и как обороняться, ради чего рисковать своей жизнью и куда возвращаться.

Надо по всем параметрам подтягиваться и мобилизоваться. Так же, как они мобилизованы. Нужно чувствовать, что мы, вне зависимости от места проживания и работы, по факту живем в военное время. Жаль, что это чувствуют не все.

– И традиционный вопрос. Скажи, какие ценности определяют лично тебя?

– Вера в Бога. Это то, что держит меня лет с девяти. Это рациональный выбор, который сделал в довольно сложный период жизни нашей семьи. В девятнадцать сознательно пришел в православие.

У меня есть близкий друг – мусульманин. И мы для себя поняли, что можем принадлежать к разным конфессиям, но при этом понимать друг друга и занимать одинаковые позиции по большинству вечных и больных вопросов. Потому что стоим на одной ценностной платформе.

– Какая ценностная платформа у тебя?

– Все временно. Все относительно. Самое ценное, что мы получаем при рождении – субъектность. Самое ценное, что приобретаем в процессе жизни – личные отношения с другими людьми, семью, дружбу. В плане субъектности важно принимать осознанные решения и нести за них ответственность. Важно быть эффективным, с пользой использовать свое время. В профессиональной сфере придерживаюсь почерпнутой в юности протестантской этики: «Любишь Бога? Работай много!» Так и живем (улыбается).