Ковбои и Калашниковы

Зак Дорфман, редактор Ethics & International Affairs journal,

Порфирио Диас (Porfirio Diaz), управлявший Мексикой на рубеже XIX и XX веков, однажды очень точно охарактеризовал источник всех несчастий Мексики. «Бедная Мексика, — пожаловался он, — так далеко от Бога и так близко к США».

Диас хорошо знал, о чем говорил.

Девятнадцатый век был периодом особенно напряженных отношений между США и Мексикой. К 1848 году США заставили Мексику — силой оружия и угрозами — уступить им то, что сейчас является штатом Техас, и всю Юго-Западную часть США. Для Мексики тот период времени был ознаменован потерей плодородных и малонаселенных земель. Для США это было время непревзойденной геостратегической удачи.   Это стало важнейшим событием в истории США, превратившим страну в трансконтинентальную державу. Мессианский, национально-шовинистический, расистский дух — чей вдохновляющий манифест, доктрина предначертания, получила широкую популярность в 1845 году — подтолкнул США к аннексии Техаса в этом же году, а затем к началу великой экспансионистской войны 1846-1848 годов.

Техас на самом деле стал катализатором множества важнейших событий. В начале 1820-х годов правительство Мексики пригласило американцев поселиться на территории мексиканского штата Коауила и Техас (Coahuila y Tejas) при условии, что они согласятся выполнить ряд условий (таких, как переход в католическую веру и запрет рабства). Поселенцы нередко отказывались выполнять эти условия, что приводило к возникновению трений с местными властями. В 1830 году власти Мексики запретили дальнейшую иммиграцию американцев в Техас. Спустя несколько лет федеральные чиновники в Мехико начали предпринимать попытки сконцентрировать власть в столице, что негативно сказалось на автономии регионов. Возмущенные жители Техаса начали сепаратистскую кампанию против мексиканского правительства, добившись независимости уже в 1836 году.

Окончательный статус Техаса долгое время оставался под вопросом: некоторые американцы хотели иметь в его лице дружественное и независимое буферное государство, тогда как другие выступали за его вступление в состав союза. Были и такие — особенно это касалось аболюционистов, поскольку Техас или американский Техас оставался преданным идеям рабовладения — кто скептически относился к этой затее и, вероятнее всего, был бы вполне удовлетворен, если бы весь Юго-Запад остался протекторатом Мексики. Генри Дэвид Торо даже провел ночь в тюрьме за то, что отказался платить налоги несправедливому американскому государству, то есть тому государству, которое развязало, с его точки зрения, безнравственную войну в Мексике.

Именно вопрос рабства мешал Техасу вступить в союз в течение почти целого десятилетия, но как только он был решен — при президенте Джеймсе Полке (James Polk), который был воинствующим националистом — началась неотвратимая экспансия на Запад. В апреле 1846 года Полк приказал американским войскам пересечь американо-мексиканскую границу, проходящую по реке Нуэсес, и пройти далеко на Запад, к Рио-Гранде. Когда мексиканская армия попыталась дать отпор, Полк использовал их действия в качестве предлога для начала войны (заявив, что на американских солдат напали на американской земле).

К сентябрю 1847 года одерживающие победу американские войска уже занимали Мехико. В результате переговоров к США отошли Калифорния и остальная часть пустынного Юго-Запада.

 Держава провоцирует более слабое государство на начало войны, в которой оно не хочет участвовать, потому что уверено в своем проигрыше tweet

Давайте задумаемся над динамикой этой войны. Более слабое и более мелкое государство, в котором существуют внутренние противоречия и институты которого неэффективны, имеет весьма протяженную сухопутную границу с экспансионистской региональной державой, которая всеми правдами и неправдами поддерживает в нем нестабильность ситуации. В этом небольшом государстве проживает многочисленное сообщество, имеющее тесные этнонациональные связи с гражданами соседней державы и уверенное в том, что они живут на «неправильной» стороне границы, то есть что они находятся на земле, лишь технически не входящей в состав территорий этой сильной державы. Попытки централизации власти со стороны коррумпированного и неумелого правительства более слабого государства приводят к сецессии того автономного региона, который населяют люди, этнически близкие жителям сильной державы. Затем эта держава провоцирует более слабое государство на начало войны, в которой оно не хочет участвовать, потому что уверено в своем проигрыше, но у него попросту не остается иного выбора.

Фото Reuters

Согласитесь, нынешняя ситуация с Украиной очень напоминает ситуацию с Мексикой. Кто-то скажет: «Бедная Украина! Так далеко от Бога и так близко к России». Институты Украины тоже неэффективны, а правительство слабо и коррумпировано. И она вынуждена быть жертвой нападок очень сильного государства, с которым она имеет общую границу — с Россией, трансконтинентальной империей, имеющей серьезные материальные, геостратегические и демографические интересы в ней, не говоря уже об определенной эмоциональной связи.

Однако на самом деле история Украины в гораздо большей степени связана с историей России, чем история Мексики когда-либо была связана с историей США. Почти каждый шестой гражданин Украины называет себя этническим русским, и около трети украинского населения считает русский своим родным языком. В этом и состоит главное отличие украинского конфликта от конфликта между США и Мексикой: ни один американский политик не может с уверенностью заявить о том, что Техас сыграл ключевую роль в развитии американской нации — а именно об этом сегодня говорят российские националисты: Украина была ключевой частью средневековой Киевской Руси, которая дала начало современному российскому государству.

Кто-то скажет: «Бедная Украина! Так далеко от Бога и так близко к России». tweet

Рассмотрим XX век. Как пишет Тони Джадт (Tony Judt) в своей книге «После войны» (Postwar), на долю советской Украины, хотя она и занимала всего 2,7% территории Советского Союза, приходилось 18% его населения. Имея плодородные земли и множество промышленных предприятий, Украина приносила около 17% советского ВВП и производила 40% сельскохозяйственной продукции.

Более того, множество советских лидеров были выходцами с Украины: Никита Хрущев вырос в Донецке и поднялся по политической лестнице в Коммунистической партии Украины, Леонид Брежнев родился и вырос в Днепродзержинске, Константин Черненко был украинцем по национальности — сыном кулаков, которых некогда выслали в Сибирь. Украина была не просто одной из республик СССР, она была самой важной его республикой, уступая только самой России (этого нельзя сказать о Техасе, который был всего лишь маргинальным регионом, населенным маргинальными людьми).

Исторические параллели редко бывают точными и состоятельными. И, несмотря на множество сходств, эти два эпизода нельзя назвать эквивалентными в нравственном отношении: прежде всего, нам не стоит пытаться оценивать события XIX века с точки зрения норм международной политики XXI века. Аннексии территорий — хотя на них довольно часто жаловались, особенно те, кто становился их жертвами — были гораздо более приемлемым явлением в международном политическом климате XIX столетия (и даже первой половины XX века), чем они являются сейчас. Были ли эти эпизоды краж территорий безнравственными в абсолютном смысле? Весьма вероятно, что были. Были ли они в те времена приемлемым и даже в некотором смысле ожидаемым явлением? Да. Мы должны уметь одновременно и критиковать, и понимать, поскольку понимать не значит оправдывать.

Украина была не просто одной из республик СССР, она была самой важной его республикой, уступая только самой России tweet

Тем не менее, несмотря на эти различия нормативного характера, американские политики и общественность в целом могут и должны обратиться к нашей собственной истории, чтобы понять динамику имперской экспансии. Россия является далеко не первой державой — и далеко не последней — которая смешивает свои, надо полагать, легитимные интересы (такие как защита русскоязычного населения за пределами своих границ) с алчными и экспансионистскими устремлениями. Иногда подобные действия совершаются даже в условиях демократии при повышенном внимании к возможности увеличить уровень поддержки среди избирателей.

Так произошло в случае с аннексией Техаса президентом Полком, который предвидел, что этот его шаг существенно повысит его популярность, особенно на его родном Юге. Большинство американцев одобряли Американо-мексиканскую войну — так же как и угрозы Полка начать войну с британцами, которые в 1846 году привели к их отказу от претензий на современные Орегон и Вашингтон. Здесь скрывается очень важный урок. То, что действия той или иной страны могут подвергаться критике за рубежом, вовсе не означает, что они не найдут поддержки внутри нее: аннексия Крыма Владимиром Путиным была с энтузиазмом встречена подавляющим большинством российской общественности. Этот шаг был не менее «популистским», чем политика Полка.

Еще одним весьма неутешительным выводом является то, что региональные державы, будь то зарождающиеся демократии (как в случае с США) или автократии (как в случае с Россией), часто ведут себя до странности одинаково. Они стремятся закрепить сферы влияния. В 1823 году посредством Доктрины Монро США провозгласили все западное полушарие зоной, закрытой для вмешательства европейских государств. В сущности, США объявили о своем праве вето на действия иностранных государств в регионе. В XX веке это право вето неоднократно выливалось в непосредственную военную оккупацию — как в случае с Кубой (дважды, в 1898-1901 годах и в 1906-1909 годах), Доминиканской республикой (дважды в 1916-1924 годах и в 1965-1966 годах) и Гаити (в 1915-1934 годах).

Текущий конфликт на Востоке Украины является продолжением попыток России добиться регионального господства — цели, которая возникла задолго до образования СССР. tweet

Когда непосредственная оккупация начинала казаться слишком неблагоразумной или бесцеремонной, США попросту заставляли местных агентов проводить нужную им политику: Америка вооружала отряды по борьбе с антиправительственными силами (как в Сальвадоре и Никарагуа в 1980-х годах), организовывала военные перевороты (как в Гватемале в 1954 году и Чили в 1973 году) и предпринимала множество других открытых и скрытых мер.

СССР осуществлял точно такой же контроль над Восточной Европой с 1947 по 1989 год, но гораздо более выраженными репрессивными и насильственными методами, особенно в период правления Иосифа Сталина (в Украине сталинский террор и искусственно вызванный массовый голод начались гораздо раньше, в 1932-1933 годах). Текущий конфликт на Востоке Украины является продолжением попыток России добиться регионального господства — цели, которая возникла задолго до образования СССР. Но Донецк —  это не Прага, и не Вильнюс. Он гораздо больше похож на Тихуану — если бы Тихуану населяли в основном англоговорящие, белые американцы. Трагический подтекст российских планов на Украине не стоит недооценивать, но его необходимо помещать в правильный контекст. Все войны разные, и это в том числе относится к войнам России против
 европейских государств, преследуемых многоликим призраком российского ирредентизма.

Источник: The National Interest