Агробизнес на линии фронта

Агроходинг HarvEast Рината Ахметова — один из крупнейших латифундистов на неподконтрольных Украине территориях. Как работается в зоне боевых действий? Hubs спросил у генерального директора компании Дмитрия Скорнякова.

Скорняков — гражданин России. Он работает в компании с момента ее основания. Начинал финансовым директором. После ухода Саймона Чернявсого в феврале 2015 года стал генеральным.

Со Скорняковым мы встретились в Киеве, куда часть головного офиса HarvEast переехала из Мариуполя.

Как Вы ездите на поля под Мариуполем? Бывают проблемы на блокпостах из-за российского паспорта?

У меня лично был случай. В августе прошлого года. Посидел ночь в холодильнике. Вышел в итоге.

Кто Вас задержал?

Знаете, там не я вопросы задавал.

Может, нашивки какие-то видели?

Они не представлялись, паспорта не показывали. Я въезжал в Мариуполь, было темно. На блокпосту остановили, как всегда. Увидели российский паспорт и, несмотря на вид на жительство и разрешение на работу, предложили «чуть-чуть подождать». Я подождал, приехала опергруппа и на этом вопросы мои закончились. Я посидел с наручниками на полу автобуса, полежал там же, потом полежал в холодильнике. Это был промышленный холодильник, он не работал, но без воздуха.

Били?

Не без этого. Но сказать, что меня сильно били, я не могу. Начиналось все очень и очень жестко. Потом, после двух-трех вопросов, они поняли, что человек сельским хозяйством занимается. Посмотрели фотографии в телефоне, — у меня там пшеница одна. Обороты сильно сбавили, но, тем не менее, я не знал – выйду или нет.

А не хотели тогда уехать в Россию?

Признаюсь, такая мысль появилась. Вышел и первым делом начал уезжать. Даже не столько в Россию, сколько подальше от подобных историй.

Почему задержались?

Это была середина сезона. Осталось доработать три месяца. Бросать за три месяца до конца все, что ты долго-долго делал, не хотелось. Я решил, что сезон доработаю, а дальше буду уезжать. Потом появились новые обстоятельства, неприятные события немного забылись. Вскоре мне предложили должность генерального директора – новые задачи, новые вызовы. В общем, я остался.

Сейчас езжу туда. Но, во-первых, там больше стало порядка по сравнению с тем, что было. Во-вторых, с большим количеством документов при себе.

На линии фронта

А что с теми землями, которые на неконтролируемой территории?

У нас земельный банк в Донецкой области – 163 000 гектаров, из них пашня — чуть больше 148 000 гектаров. Из них 56 000 гектаров сельхозугодий (в том числе 51 000 гектаров пашни) за линией соприкосновения, и 107 000 гектаров (в том числе 97 000 гектаров пашни) на территории, которую Украина контролирует.

И там, и там есть 15-20% земли, которые мы не можем обрабатывать из-за близости к активным боевым действиям. Где-то построены фортификационные сооружения, на многих полях — мины и снаряды. К сожалению, некоторые поля ими просто усыпаны и к сельскому хозяйству они вернутся очень нескоро.

Вы перевели ту часть холдинга, которая находится на оккупированной территории, на самоокупаемость. Что это значит?

Мы туда денег не инвестируем и оттуда не забираем.

То есть они сами себя топливом обеспечивали, посевным материалом?

Пшеница была частично посеяна до того момента, когда в южной части Донецкой области начались боевые действия. Если помните, события разворачивались на севере области. На юге все началось позднее — в августе, в начале сентября, если быть более точным.

Мы на тот момент отсеяли уже 40-50% озимых. Особенность нашей технологии в том, что мы очень рано сеем озимые. После досеяли то, что смогли.

Что касается подсолнечника и других культур, использовали тот материал, что был на месте: что-то взяли из остатков, что-то — у дистрибьюторов, у которых были склады поблизости.

Но Вы же выплатили арендную плату за паи…

Да, мы платим за паи. До декабря планируем рассчитаться со всеми пайщиками.

И даже с теми пайщиками, чьи земли не обрабатываете?

Да. Более того, ситуация с пайщикам, земли которых находятся за линией соприкосновения, проще: вырастили, продали, а потом выплатили.

Острее вопрос с землями вдоль линии разграничения, которые мы не можем обрабатывать. Например, в Песках. По этим землям у нас еще нет решения по форме выплаты паев. Будем договариваться с людьми о каком-то снижении стоимости аренды, рассмотрим разные варианты. Но то, что мы будем платить, – однозначно. Во-первых, мы должны это делать по договору.  Во-вторых, это социальный вопрос. Пайщиков примерно 6 тысяч, от каждого из которых зависят еще 2-3 человека, то есть всего это 15-20 тысяч человек — самые пострадавшие от войны люди. И сказать им сейчас «извините, ребята, с точки зрения бизнеса выплачивать вам аренду паев не рационально», мы не можем.

Какие убытки понес холдинг из-за военных действий?

Около $10 млн прямых убытков. Но помимо этих прямых убытков есть много такого, что невозможно посчитать.

Мы продаем урожай с гигантским дисконтом. Чуть ли не в половину стоимости. Мы не смогли вывезти из-за линии соприкосновения около трети нашего урожая. Соответственно, это тоже относится к убыткам.

5 000 гектаров подсолнечника, сорго и кукурузы мы вообще не убрали. А это около $3,5 млн.

Плюс логистика очень подорожала. Наш бизнес — это единый организм: тут элеватор, отсюда везли… Боевые действия разрушили логистические связи, теперь нужно работать по-другому.

Вот пример. Мы построили семенной завод в Новоазовском районе, это 3,5 млн долл. Завод точно — один из лучших в Украине: датское оборудование, образцовая площадка. Закончили строительство 23 августа прошлого года…. (ВСУ вышли из Новоазовска 25 августа, Hubs). Завод есть, мы сохраняем над ним контроль. Но когда мы его строили, рассчитывали окупить инвестиции и заработать. Специально вокруг этого завода высеяли немецкую пшеницу. Собирались продавать семена. Что сейчас с ней делать? Продали за полцены от товарной, а она стоит две цены от товарной.

Какие животноводческие активы остались на оккупированной территории?

Три фермы. Две из них очень современные: одна в Новоазовске, другая в Приморском. Они были одними из лучших в Украине. В доильных залах стоят немецкое доильное оборудование, молочные танки из нержавейки.

Еще там осталось два элеватора общей вместимостью около 35 000 тонн. Кроме этого, мы не можем пользоваться еще одним нашим элеватором – самым большим — на 40 000 тонн. Он находится на нейтральной территории под Донецком. Это единственный наш элеватор с возможностью ж/д отгрузки. Понятно, что в этом сезоне мы там хранить ничего не сможем. При этом люди продолжают там работать, а мы продолжаем платить им зарплату. Надеемся, что со временем сможем возобновить работу на элеваторе.

Все ли поля уже разминировали?

Не все. Там, где линия соприкосновения, никто ничего разминировать не будет. По крайней мере, не сейчас. В других местах разминировало МЧС.

Но в любом случае, все сроки сдвинулись. Из-за того, что нужно было разминировать, мы начали сеять позже агрономических сроков. Обычно подсолнечник мы сеем в апреле, а поля разминировали в конце мая. То есть подсолнечник мы посеяли поздно…. Где-то вместо него посеяли горчицу – менее рентабельную культуру…. То есть, это все продолжающиеся убытки.

Подрывались люди на минах?

Были смертельные случаи, но не с нашими работниками.

 А люди не отказываются выходить на поля?

Если честно, я даже не ожидал, что у нас отказы по работе будут стремиться к нулю – думал, что процентов 20-30 работников мы «потеряем». Но этого не случилось. И для меня это — предмет гордости.

Тут, может быть, еще и дело привычки. Люди прожили всю жизнь там. Они думают:  почему я должен уезжать?

Как поменялась структура посевов?

Мы три года шли к укрупнению массивов. Это был один из наших основных проектов. Раньше как было? В каждом колхозе 50 гектаров этого, 50 — другого, третьего. Мы хотели укрупнить площади под посевами культур. Так и логистика намного дешевле, и обрабатывать, убирать намного легче.

При этом сам проект непростой…. Нельзя взять и автоматически объединить. Например, нельзя сеять подсолнечник после подсолнечника. Точнее, может, и можно, но урожай будет плохим. Соответственно, нужна какая-то промежуточная культура. Выпрямление севооборота — это большой проект. Мы наконец-то на это вышли. И вдруг – война.

У нас есть три кластера, они вдоль границы с Запорожской областью. Там у нас все нормально. Есть три – вокруг линии соприкосновения. Там – мозаика. Там не то, что мы бы хотели сеять, а то, что можем.

Ситуация в Крыму

А что у Вас в Крыму?

У нас там около 20 000 га земли — в Кировском, Красногвардейском, Джанкойском и Симферопольском районах.

Как там с водой? Северо-крымский канал остановлен …

Воды нет в Крыму. Это – проблема.

Там что-то посеяли?

Эти земли тоже на самоокупаемости.

Не перерегистрировали активы по российскому законодательству?

Мы приняли стратегическое решение о продаже этих земель. Вот все, что могу сказать.

Не было попыток «отжать»?

Со стороны власти – нет. Но сейчас там меняется законодательство, в такой ситуации появляется много желающих в мутной воде что-то половить.

Банки и долги

Занимаетесь реструктуризацией долга?

Когда мы брали в долг, у нас был определенный порог, больше которого мы брать не хотели. Обычно считают соотношение к выручке, либо к EBITDA.

После того, как наш земельный банк уменьшился (Крым, боевые действия на Донбассе), — у нас осталось функционально 81000 гектаров пашни из 170 000 гектаров общей площади — этот показатель, разумеется, превысил допустимый порог.

Но мы не старались что-то спрятать. В конце прошлого года мы вышли к банкам и сказали: «Ребята, с «новым» земельным банком эти долги для нас слишком велики». Банки оценили тот факт, что мы сами инициировали этот диалог – своевременно и по-честному. И мы со всеми банками подписали договор о реструктуризации. Они пошли навстречу. Вели переговоры месяца четыре, они были долгие.

Это украинские банки?

У нас в портфеле есть французский банк – Креди Агриколь. И практически на равных Проминвестбанк и ПУМБ.

Это три банка основные. Еще есть лизинговые компании ОТП лизинг, Райффайзен Банк Аваль. Там были очень сложные переговоры. В результате с одной лизинговой компанией мы подписали договор, с другой, я очень надеюсь, тоже подпишем.

Плюс, что важно. Мы, возможно, единственная украинская компания, которая согласилась на chief restructuring officer. Это официальное лицо, назначенное банками в компании-должнике. Он, не являясь сотрудником компании, имеет доступ к нашей внутренней информации. Разумеется, доступ не совсем полный – в согласованном объеме. Но он имеет право знать: кому мы платим, чтобы банки были уверены, что мы их не обманываем.

Уже назначен?

Да. Это нормальная международная практика, которая пока не прижилась в Украине.

А какая общая сумма долгов?

Около $73 млн, включая акционерное финансирование.

Изменения в стране

Как повлияла дерегуляция на агробизнес?

Дерегуляция — это хорошо, спасибо большое. Но лично у меня ожидания бОльшие.

Какие?

Законодательство по земле в Украине – одно из самых недоработанных в мире. Например, если человек захотел забрать посреди поля свой пай, он его может выделить. И могут прийти рейдеры, уговорить шесть человек, и они выделят. И как вы будете на этом поле работать? Такого нигде в мире нет.

Но уже ведь ввели норму, по которой  минимальный срок аренды 7 лет?

Эта норма проблему не решает, смягчает немного.

Второе. Нужно все-таки начинать рассматривать вопрос продажи земли. В первую очередь, государственной. Государство владеет 4 млн га, это 10% пахотных земель. Сколько государство на этом зарабатывает? 4 млн гектаров, минимум по $200 рентабельности с гектара – это около миллиарда долларов. Где они?

Госкомпании — ДПЗКУ, Укрспирт. Мне эта  тема тоже непонятна. Почему они должны быть государственными, где тут государственная безопасность? Почему их не продают, я не понимаю.

В любом случае, изменения позитивные есть. Но мне кажется, у общества бОльшие ожидания позитивных изменений.

МВФ требует отменить льготный режим НДС для агробизнеса. К чему это приведет?

Я скажу непопулярную вещь среди моих коллег. Хотя льготы сельскому хозяйству предоставляют во всем мире, но конкретно у нас эта льгота не оптимальна. Я бы эту льготу, конечно, отменил, но ее нельзя отменять просто так, ничего не дав взамен.

В основном, в Европе дают деньги на гектар. Есть еще льготы, если ты что-то делаешь. Например, в Англии, если ты оставляешь метровую нераспаханную полосу и подкармливаешь фазанов, ты получаешь дополнительную субсидию. Посадил лесополосу, получил еще одну. Вот это – прозрачный механизм: ты что-то сделал, за это получил часть денег обратно.

Существующий механизм, он, на мой взгляд, несправедливый.

Непрозрачный?

Он прозрачный. Но он не стимулирует развития. При этом забрать его и ничего не дать взамен, это значит поставить сельское хозяйство Украины в худшее положение по сравнению с иностранными конкурентами.

А какой должна быть льгота?

Дайте на гектар. Посчитайте, сколько льготный НДС стоит государству. Пусть 20 млрд гривен. Распределите меньше, пусть 15 млрд, но на гектар.

У нас около 20% земли сейчас «в черную» обрабатываются. Крупные компании, понятно, на это не идут. Но средние и мелкие «по-черному» обрабатывают очень много. Никаких договоров, никаких налогов. Если будет льгота на гектар, они тогда автоматически посчитают: ага, налогов столько-то, льгота столько-то, может быть, есть смысл работать «в белую». То есть государство не все эти 15 млрд потеряет, оно вернет себе часть через налоги, через выведение земли «в белую». Это соответствует международной практике, я здесь ничего не выдумал, это не мои гениальные предложения.

Вы общаетесь с родственниками, рассказываете о том, что происходит?

Ой, нет. Обсуждать политические темы в семье — табу. Как только эта тема возникает в разговоре, в скайпе красную кнопочку нажимаю. Раз – и все!